Ассистент по вопросам
продажи и продуктам
Здравствуйте!
Как Вам удобнее с нами связаться?

Ваш браузер устарел. Пожалуйста, обновите версию для просмотра сайта

Ваш браузер не поддерживается сайтом. Пожалуйста, воспользуйтесь другим для дальнейшего использования ресурса

Все сайты
Назад
Компания
Клиентам
Инвесторам и акционерам
Устойчивое развитие
Закупки
Пресс-центр
Раскрытие информации
Акционерам

«Акционеры «Сибура» всегда хотели, чтобы компания была публичной»

23 апреля две крупнейшие нефтехимические компании России – «Сибур» и ТАИФ – объявили об объединении бизнеса. Сделка неденежная: в обмен на 50% плюс одна акция ТАИФ действующие акционеры татарстанской группы получат 15% компании, созданной на базе ПАО «Сибур холдинг». Объединенная компания будет обеспечивать 70% от общего выпуска нефтегазохимической продукции в России, а по некоторым продуктам – все 100%. Сделку изучает ФАС. Аналитики оценивают объединенную компанию в $20–23 млрд, но председатель правления «Сибур холдинга» Дмитрий Конов уверяет, что в будущем она будет стоить дороже. В интервью «Ведомостям» он рассказал о причинах объединения с ТАИФ, развитии тобольского кластера «Сибура» и проблеме углеродной нейтральности.

«Монополист» – слово, перегруженное ненужными ассоциациями»

– «Сибур» и ТАИФ объявили об объединении бизнеса. Кто инициировал сделку? Наши источники говорят, что бывший президент Татарстана Минтимер Шаймиев.

– У вас неправильная версия. Мы уже практически 10 лет обсуждаем различные вариации сделки, просто в этот раз сумма факторов сложилась в принятое решение. С одной стороны, есть ТАИФ. С большой инвестиционной программой, закрепленными в уставе обязательствами направлять не менее 70% чистой прибыли на дивиденды и ТАИФ-НК в периметре с требующими обслуживания займами, которые были привлечены для проекта КГПТО (комплекс глубокой переработки тяжелых остатков. – «Ведомости»). Все это нужно делать одновременно. С другой стороны – «Сибур». В этот раз мы оказались в моменте завершения большого инвестиционного цикла. С растущим денежным потоком и на развилке с точки зрения возможных вариантов развития. Добавьте к этому непростой 2020 год, который отразился на экономике всей отрасли, рост конкуренции на внешних рынках.

В ходе обсуждения пришли к выводу, что сделка станет оптимальным сценарием для обеих компаний. ТАИФ [сделка] даст возможность улучшить экономику существующей картины за счет интеграции, иметь возможность продолжать инвестиции, поддерживать тот же самый дивидендный поток, выполнять социальные и другие обязательства. Объединенной компании [сделка придаст] принципиально иной вес в масштабе мирового рынка. И не только в части абсолютных цифр по тоннажу выпускаемой продукции, хотя это и весомый во всех смыслах аргумент. Видим, что вместе можем претендовать на место в мировом топ-5 по этому показателю. Но кроме того, объединение создает еще и большой потенциал в плане достижения максимальной операционной эффективности проектов – как действующих, так и перспективных. Этот потенциал еще надо реализовать, конечно. Что тоже потребует взаимных усилий. Но если мы правильно им распорядимся, он даст объединенной компании уникальные преимущества в борьбе за рынки с другими игроками.

– То есть сказать, что инициатива исходила только от ТАИФ, будет несправедливо?

– Нет, конечно. Несмотря на пандемию, в 2020 г. я был в Татарстане раз 20 и за 2021 г. примерно столько же.

– Можно сказать, что пандемия, которая оказала огромное влияние на экономику, подтолкнула ТАИФ к сделке? И если бы пандемии не было, сделка могла не состояться?

– Наша сделка – это правда многолетняя и многогранная история. Не было такого, что кто-то однажды проснулся утром и сказал: «Давайте объединяться!»

– Какие активы точно войдут в периметр сделки?

– Давайте дождемся рекомендаций ФАС. А пока сделка в процессе рассмотрения регулятором, мы, как конкурирующие компании, не можем предоставлять друг другу информацию, поскольку это может быть признаком сговора. Поэтому есть независимый юридический консультант, который от нас и от них принимает информацию и отправляет в ФАС.

– У вас есть какие-то ожидания, как отзыв ФАС может повлиять на конфигурацию сделки?

– ФАС достаточно много занималась химией последние годы, за счет чего хорошо понимает специфику отрасли. Изучение деталей и подготовка рекомендаций потребуют, конечно, определенного времени. Но что принципиально – что сделка ландшафт рынка не изменит, понятно уже сейчас. И если посмотреть, как каждая из компаний влияет на него, то – очень упрощенно – ТАИФ занимает большое место в каучуках, а мы в полимерах. Когда наши каучуки добавляются к их каучукам, а их полимеры к нашим полимерам, доли в этих сегментах не очень сильно увеличиваются. К тому же мы уже однозначно не российская нефтехимия, работаем на мировых рынках, где, кстати, также активно идут процессы консолидации ведущих компаний. Это дает участникам синергии по ключевым направлениям: капиталоемким инвестпрограммам, технологическим разработкам, клиентским сервисам.

– Но все же по некоторым группам товаров у вас получится доля от 70 до 100%. То есть можно сказать, что объединенная компания будет монополистом?

– «Монополист» – слово, в целом перегруженное ненужными и неточными ассоциациями. Да, есть разные степени влияния на рынок и разные условия, которыми это влияние ограничивается. Например, в какой-то группе у нас сегодня 70%, а будет 85%. Это регулируется в том числе ФАС, которая внимательно следит за работой компаний. Кроме того, мы давно и уверенно выходим на долгосрочные контракты, и это минимизирует наше возможное давление на рынок. Цены контрактов привязаны к рыночным индикаторам. Правильное контрактование – это один из признанных эффективных инструментов, которые защищают от возможного злоупотребления монопольным положением.

– Какие активы вы все-таки готовы продать, если потребуется?

– ТАИФ-НК не включать в сделку, например. 

– Вам не нужна своя нефтепереработка?

– Не нужна.

– Какие позиции будут у объединенной компании на мировом рынке?

– Амбиции обеих групп акционеров в том, чтобы войти в топ-5 мировых компаний к 2030 г. Но что такое мировые нефтехимические компании? Среди них есть компании, которые производят кислород и водород, но не производят те материалы, которые производим мы. Так вот в категории производителей материалов мы должны быть в топ-5.

– Недавно была одобрена допэмиссия акций «Сибура» для сделки с ТАИФ. Как в целом отреагировали ваши иностранные акционеры на объединение компаний?

– Акционеры представлены в главном органе управления – совете директоров, который голосовал по допэмиссии. Мы рассказывали им о сделке и на собрании акционеров: в чем ее плюсы, какие есть риски, какие есть возможности, на каких предпосылках они построены. И акционеры одобрили и там и там.

– Для них комфортно снижение доли?

– Они же не могут не понимать, что происходит, правильно? Они понимали и проголосовали «за». Как это можно по-другому интерпретировать?

– Наверное, их это устраивает.

– Наверное? Если бы они считали, что сделка – это неправильно, они бы голосовали по-другому, используя свои права акционеров.

– Была информация, что после объединения планируется реализовать более 30 проектов общей стоимостью свыше 1 трлн руб. Что это за проекты?

– Это та самая инвестпрограмма ТАИФ, которую я упоминал в начале. У нее в портфеле есть ведущий проект пиролиза – это ЭП-600 и связанные с ним проекты по дальнейшей переработке этилена и пропилена в некие продукты. Причем они есть и в Нижнекамске, и в Казани. Это ведущий блок проектов. Второй блок проектов – это модернизация и оптимизация энергетической части. ТГК-16 в Нижнекамске и Казани. Третья группа – проекты, связанные еще с одним проектом пиролиза и производных на горизонте 2025–2030 гг. По этой группе, так же как и по другим проектам, обеспечивающим увеличение поставок сырья для нефтехимии на предприятия ТАИФ, нужно прежде всего решать, какое будет сырьевое обеспечение, договариваться с поставщиками сырья.

– Аналитики оценивают объединенную компанию в $20–23 млрд. Вы согласны с такой оценкой?

– Нет. Я уверен – и остальные акционеры тоже уверены, – что компания в будущем будет стоить больше: при адекватной конъюнктуре, после реализации планов развития обеих компаний, при реализации синергии, которая есть у них.

– А сейчас, в этот момент времени, компания стоит $20–23 млрд?

– Это вопрос к аналитикам.

– Когда будет IPO «Сибура»? Рынок давно его ждет. Леонид Михельсон говорил, что IPO будет после запуска «Запсибнефтехима». И вот «Запсибнефтехим» запущен, а IPO все нет.

– Нам кажется, что как-то неправильно проводить IPO «Сибура», потому что все перестанут ждать и надежда исчезнет. (Улыбается.) Мы точно не можем провести IPO до закрытия сделки с ТАИФ. Акционеры «Сибура» всегда хотели, чтобы компания была публичной, но по разным причинам мы пока так и не провели IPO. И сейчас я уверен, что акционеры ТАИФ тоже в душе заинтересованы в том, чтобы объединенная компания была публичной. 

«Россия снижает выбросы быстрее, чем Европа»

– Кстати, насчет «Запсибнефтехима»: вы говорили, что для российского рынка достаточно половины объема, который может производить «Запсибнефтехим», поэтому так важен европейский рынок. Пандемия повлияла на эти планы? И каковы перспективы поставок продукции «Запсибнефтехима» на азиатский рынок?

– «Запсибнефтехим» достаточно много поставляет на азиатский рынок. В 2020 г. из-за пандемии поставок в Европу было меньше. Дело в том, что есть разные марки полимеров, более простые и более сложные. Первые можно просто, условно говоря, положить на прилавок – их придут и заберут. Вторые нужно вместе с тем, кто их дальше будет перерабатывать, дольше апробировать на его оборудовании, проверить, получается ли изделие нужного качества и т. д. Более сложные марки идут на рынок России и Европы. В условиях пандемии заход на рынки такой продукции стал тяжелее. Поэтому в 2020 г. мы больше продавали те марки, которые легче продавать, и продажи сместились на азиатское направление. К тому же в Китае, например, пандемия чувствовалась меньше.

– Какие риски для «Запсибнефтехима» вы видите в связи с курсом Европы на достижение углеродной нейтральности?

– Мне кажется, Европа сама до конца не знает, как все это будет работать. Какой там посыл? Мы, Европа, хотим сделать у нас производство низкоуглеродным. Что значит «низкоуглеродным»? Я опять упрощу: давайте не будем покупать энергию, которая вырабатывается из угля, а будем производить водород с использованием возобновляемых источников. А это дополнительные затраты, более высокая стоимость энергии. Дальше Европа говорит: если мы такие хорошие и внутри у себя это все делаем и наши производители производят более дорогую по себестоимости энергию, то, когда кто-то из другой страны, которая производит все из угля, приносит более дешевое изделие, его нужно на входе обложить пошлиной, чтобы компенсировать эту разницу.

И здесь появляется второй большой вопрос: как относиться к России? Ведь Россия, если посмотреть по совокупности, снижает выбросы быстрее, чем Европа. Поэтому первая линия российского правительства в обсуждении этой темы с ЕС будет о том, что такое тарифное регулирование противоречит сложившимся принципам мировой торговли. Следующая ступень: если вы кого-то обкладываете пошлинами, то не обкладывайте российских производителей, потому что у России выбросы низкие, а обкладывайте производителей тех стран, где выбросы высокие. Это одна сторона.

Вторая: очевидно, что мы будем в разумной степени сокращать выбросы у себя. Когда у меня кто-то спрашивает о расходах на экологию, я отвечаю: «Не смотрите на прямые расходы на экологию в нашей отчетности». Самое большое влияние на экологию оказывает сокращение объемов нашего производства на старых мощностях. Мы строим новые предприятия, которые экологически более нейтральны и в некоторых случаях имеют, например, выбросы в десятки раз меньше [чем производства, вводившиеся в прошлом веке], – вот наш основной вклад в экологию. Каждое наше новое производство дает существенно меньше выбросов CO2, чем предыдущее. Также мы производим продукт, расширение применения которого позволяет снизить углеродный след. Производство и обслуживание на протяжении жизненного цикла пластиковой трубы против металлической, например.

«Наша индустрия всегда была конкурентной»

– Вы планируете расширять производство на «Запсибнефтехиме» и в целом на Тобольском кластере?

– Тобольский кластер очень сильно завязан на переработку попутного нефтяного газа, на планы газовых компаний, на транспорт. Расширение производства на «Запсибнефтехиме» связано с тем, что мы можем обеспечить разумный баланс этих факторов. Но в целом – да, планируем.

– Отмечаете ли вы появление новых рисков, связанных с усилением конкуренции со стороны нефтехимических производств в Европе и Азии на фоне активизации нефтепереработки?

– Наша индустрия всегда была конкурентной. Это всегда вопрос эффективности. На переход из нефтепереработки в нефтехимию нужны инвестиции, чтобы модернизировать процессы на НПЗ, создать нефтехимическое производство, иметь свой набор продуктов, который зависит от специфики сырья, иметь возможность все это продавать. То есть такой тренд точно будет. С другой стороны, потребление нефтехимической продукции продолжает расти и будет расти дальше. Я думаю, что самые слабые – вне зависимости от того, из нефтепереработки они или из других видов сырья, – все равно будут или сокращать производство, или останавливать и выводить мощности. И будут появляться новые высокоэффективные производства, как в свое время на рынке появился Ближний Восток, который залил всех нефтехимической продукцией. Сейчас есть тенденции интеграции НПЗ и нефтехимии, что мы, кстати, в какой-то степени делаем с ТАИФ, сырьевая база которой как раз из нефтепереработки.

– Минфин предложил ввести демпфирующий механизм при реализации синтетических каучуков. Вы заинтересованы в этом?

– В первую очередь в этом заинтересованы наши коллеги из Татарстана. Синтетический каучук – чуть более сложный продукт именно с точки зрения поведения рынка. У него, с одной стороны, нефтяная себестоимость, а с другой – по ценам он сильно привязан к натуральному каучуку, который не зависит от нефти, а зависит, условно, от того, какая себестоимость труда в Малайзии, или от того, сколько в этом году высадили деревьев гевеи. И вот эти цены идут то очень сильно вниз, то очень сильно вверх. Демпфер для такого продукта может хорошо работать – отсекать ситуацию, когда цены внизу, но зато производитель будет больше отдавать, когда цены будут высокими. Мы считаем это абсолютно справедливым. Сейчас все это детально обсуждается.

«Я инвестор в «Сибуре»

– Вы интересовались приобретением «Евроцемента», но в итоге отказались участвовать. Это была разовая акция или вы хотите постепенно переквалифицироваться из топ-менеджеров в инвесторы?

– Я инвестор в «Сибуре».

– Да, но и топ-менеджер одновременно. А «Евроцемент» – это сторонний проект.

– «Евроцемент» мог быть интересен, потому что в 2020 г. он был похож на «Сибур» начала 2000-х: постоянно находился в дистрессе, по разным причинам не так много делалось для развития компании. И мне хотелось подробнее сравнить кейс «Евроцемента» с тем, что мы сделали в «Сибуре». При этом точно не шло речи о том, чтобы идти в подобную историю одному, у меня не было амбиций заявить всем, что я купил «Евроцемент» и теперь я крупнейший производитель цемента. (Улыбается.) Это могла бы быть эволюционная менеджерская история с сильными партнерами. В целом после изучения стало понятно, как все это можно было бы сделать: модернизировать, превратить в более оптимальную компанию, лучше ее продать. Но также стало понятно, что для такого проекта мне нужно будет в «Сибуре» все забросить и пойти работать в «Евроцемент». Выбор был очевидный.

– То есть потенциально для инвестиций вам близки проекты типа «Сибура» начала 2000-х, находящиеся в дистрессе, но имеющие высокий потенциал роста стоимости?

– Не могу сказать, что по цене продажи у того же «Евроцемента» большой потенциал стоимости. Но да, это самая очевидная тема. Я буду еще смотреть подобные истории, но не такие, ради которых придется оставить «Сибур».    

Мы используем cookie-файлы для улучшения предоставляемых услуг. Продолжая навигацию по сайту, вы соглашаетесь с правилами использования cookie-файлов